Давай начнём разговор сразу с мучительных для дизайнера вещей.
Я недавно провела прямой эфир, на котором дизайнеры рассказывали, какие плохие и тяжелые ситуации происходят с ними на работе. Все их сообщения я потом классифицировала на несколько групп: bullshit jobs, проблемы с коммуникацией, внешние проблемы из-за ужасных событий в мире, затыки в профессиональной работе. Я например не люблю делать айдентику, не люблю угадывать мысли людей и не понимаю, что от меня нужно. Поэтому я делаю сайты — с ними очень просто можно разбить задачу на этапы, структурировать их и делать работу со спокойным сердцем.
В работе над айдентикой моя трудность сильнее всего связана с коммуникацией с заказчиком — я плохо её проектирую самостоятельно. Может быть, потому что я групповой игрок и мне нужна команда. Только когда мы вместе с ребятами собираемся и придумываем, что ответить, у меня появляется ясность.
Был ли у тебя профессиональный опыт, когда ты оказывалась в одиночестве тет-а-тет с клиентом?
Да, на фрилансе он есть и сейчас — в основном это некоммерческие проекты или так или иначе связанные с политикой или с общественной деятельностью, ценность которых мне откликается. Но их я делаю с людьми, с которыми у нас взаимное доверие и нам не нужно проходить этап притирки.
Ты воспринимаешь клиентов и заказчиков как враждебную субстанцию глобально?
Сейчас нет, раньше у меня этого было много. В голове был такой топор, мне казалось, что я должна делать выдающиеся культурные прецеденты. Я была сложным дизайнером: заставляла своих заказчиков принимать работы, которые были совершенно не уместны. Афиши для компаний, которые занимаются продажей научного оборудования, могли выглядеть как плакаты для вечеринок.
Из смешных ситуаций — как я сделала газету для фонда, который занимался помощью наркозависимым. Они её раздавали у аптек вместе со шприцами людям в тяжелых ситуациях. Я тогда ничего не знала о наркозависимости — знала, что есть Уилльям Берроуз, революция 60-х, свобода-любовь. Я училась в ВАШГД, где мы очень свободно обращались с графикой — и я сделала газету ровно в таком экспериментальном духе. Потом в фонде мне сказали: «Давай мы больше не будем с тобой ничего делать, у нас вообще никто ничего не смог прочитать.»
Это был отличный опыт того, что надо узнавать, кому ты делаешь и что.
Насчёт враждебности — у меня есть свойство жёстко отстаивать свою правоту.
Хотя эта черта редко проявляется последнее время, мне кажется, что всегда можно договориться. Не всегда получается, это так. Ситуации, когда коммуникация рушится, выбивают сильнее всего.
А вот тот человек из 2009, 2010, 2011 года, который ты из себя представляла, вот эта уверенность, эта оголтелость, она чем была подпитана на твой взгляд? Как бы неопытностью, самоуверенностью или может быть страхом в какой-то степени, что если ты сейчас не нападешь первая и не продаешь, то скорее типа пострадаешь ты?
Мне кажется, я вела себя как сектант — потому что верила определенным ценностям в дизайне. Во-первых, ты автор, у тебя есть какая-то экспертиза в визуальном мире, в визуальном пространстве. Твоя миссия как специалиста — транслировать и открывать глаза этим всем слепым, несведущим людям на то, что красиво, а что некрасиво. Я просто оголтело это делала, и не могу сказать, что я была ужасно уверена в себе в этот момент.
Я очень страдала в то время, потому что какого-то чёрта не все были со мной согласны. Я постоянно сталкивалась с сопротивлением. В итоге меня это увело в очень узкую среду, где я делала графический дизайн только для определенных культурных институций. Когда я поняла, что это тупик, закрытый мир — стала по-другому пытаться себя находить.
Это был период в жизни начинающего дизайнера — ты пытаешься объяснить людям, что им нужны вещи, которые тебе кажутся красивыми и чувственными. А в реальности им может быть нужно другое, но ты этого не понимаешь. Сейчас я редко встречаю таких дизайнеров — у меня перед глазами много студентов, но такой оголтелый подход я вижу всё реже и реже.
Любимые музыкальные альбомы Виолетты
А из-за чего, как ты думаешь? С чем это связано?
Лично я заканчивала экспериментальную школу, где мы прежде всего боролись скорее за интересное и взыскательное решение в графике. Сейчас, в дизайн-образовании распространён другой подход, более прагматичный.
Например, в ВШЭ, где я работала до недавнего времени, очень высокие требования к объему работ и очень чёткие задания, которые направлены на развитие конкретных навыков.
Ты оказываешься не человечком, который в темноте что-то нащупывает, а решателем задач, «серьёзным» человеком сразу. Сейчас у студентов меньше возможностей посидеть, поискать, поэкспериментировать.
Не знаю, хорошо или плохо это, это просто два очень разных подхода — и поиск баланса между ними.
Предлагаю поговорить о bullshit jobs и ощущения тлена от работы, которую ты делаешь. Появляются ли у тебя ощущения абсолютной неприспособленности твоих идейных воззрений к тому, что ты делаешь?
У меня всё время такие кризисы случаются, это нормальная часть жизни. Эти сложные экзистенциальные вопросы постоянно возникают в общении с собой и профессией. Их бесполезно откладывать, они всегда тебя будут догонять и преследовать.
Мне не так их тягостно воспринимать, потому что у меня есть поддержка коммьюнити и я знаю, с кем эти вопросы обсудить. К тому же я давно уже не трогаю пиксели — сейчас я руковожу проектами с помощью голоса и табличек.
А помнишь ли ты какой-то свой кризис, когда ты себе твердила, что уйдешь из дизайна и никогда в жизни больше не будешь им заниматься?
Периодически случалось, но однажды я строго для себя решила, что это конец.
Я несколько лет я работала с командой мечты в Никола-Ленивце, мы делали потрясающие проекты с большой экзальтацией — и в один момент это резко закончилось. Перед всей командой встал вопрос о смысле, я перешла на фриланс на очень интересный проект: надо было сделал браузерную компьютерную игру с большой командой разработчиков. Но из-за ошибки менеджмента этот проект не реализовали, и меня это жутко уничтожило и деморализовало. Я решила — всё, больше никакого дизайна.
У меня есть навык, который я до того момента никогда не монетизировала — я немного разбираюсь в схемотехнике. Мой приятель помог мне найти работу электриком в мастерской на Электрозаводе, где надо было проектировать лампы для городского освещения. Придумать всю схему и спаять кучу этих ламп.
Первый месяц было просто офигенно! Комментарии заказчика сводились к тому, что либо у меня горит свет в лампе, либо не горит. О дизайне не нужно было думать вообще.
Через некоторое время я начала уставать от этой монотонной работы — она не про то, чтобы как-то влиять на ситуацию. Я начала вспоминать, что всё это время училась и работала не для того, чтобы в итоге паять провода. Даже в работе над монтажом электрики я столкнулась с экзистенциальным кризисом.
Что тебе помогло увидеть осмысленность в своей работе дизайнером снова?
В какой-то момент я начала вспоминать свой путь, который меня привел к дизайну. Меня впечатлила его сложность и чудеса, благодаря которым я встретила своих учителей и коллег. Я почувствовала его уникальность и ценность. Потому что больше ни с кем не происходило ничего подобного, и это очень круто.
Я родилась и училась в Новосибирске, в Академгородке, там вокруг меня дизайном не занимался никто. Типографику и программы изучала самостоятельно, по книжкам.
Как-то я поехала в Москву и встретила знакомую отца, которая мне предложила поработать помощником верстальщика на проекте её коллег. Так я познакомилась с первым настоящим художником книги — Натальей Бисти, она подсказала, что можно пойти учиться к Елене Трофимовой — так я поступила в ВАШГД, и с тех пор мне стало жутко везти с учителями. Я училась в мастерской у Бориса Трофимова, где встретила невероятное количество крутых специалистов, с которыми нас знакомил наш мастер, и своих талантливых однокурсников.
В тот кризис я чётко поняла, что все события, которые со мной произошли на пути профессионального развития — это моя ответственность.
Слишком много особенного и ценного я увидела, чтобы не развивать это дальше в себе и не делиться с другими.
Появился ли в рамках этой ответственности следующий шаг — что ты в свою очередь должна стать классной преподавательницей для кого-то?
Да, я в том числе из-за этого пошла в преподавание сама. Мне сразу эта практика стала интересна как определенный способ коллаборации.
C 2017 года я преподаю. И сейчас, кстати, я как раз-таки столкнулась с кризисом преподавания, потому что мне хочется обновить свои знания. Не хочется больше рассказывать людям, как работать по определенной структуре. Но сейчас мое понимание классного препода не мэтчится с тем, какой я препод сейчас.
В тебе порождает какую-то фрустрацию эта задача стать классным преподом?
Нет, не порождает — я вообще троечница и давно смирилась с тем, что не буду идеальным человеком. Просто я знаю, что для того, чтобы стать классным преподавателем, нужно стать классным человеком в первую очередь. Для этого надо развивать в себе больше разных гуманных черт и знаний, у меня пока их не такое богатство.
То есть в тебе сейчас преобладают человеконенавистнические черты?
Во мне сейчас недостаточно любви, чтобы выдерживать такую вещь, как преподавание. Я считаю, что у хорошего преподавателя любви к человечеству должно быть больше, чем у меня сейчас. Мои замечательные преподаватели в этом смысле несравненны. Несравненно выше, чем тот уровень, который я могу сейчас отдать.
Не знаю, дойду ли я когда-нибудь до их уровня — не знаю даже, вижу ли я в этом свою цель. Получится ли стать таким человеком, который так вдохновленно может влиять на людей, в хорошем смысле вдохновленно, и так их влюблять в дело. Мне самой сейчас не хватает этой наполненности, веры в то, что я делаю.
Как раз с этим связан мой кризис сейчас, я чувствую, что мне уже не очень интересно объяснять людям, как делать адаптивную верстку, я хочу работать с другими ценностями.
А какую бы тему, скажем так, абстрактную тебе было бы интересно задать в качестве темы для урока для занятий?
Свою дальнейшую преподавательскую практику я вижу в контексте экспериментальной работы, соединяющей разные медиумы: текст, веб-вёрстку, возможно видео.
Мне интересна работа с нарративом, то как он может жить в вебе. Мне интересны простые цифровые технологии в духе такого раннего html, его ясность и чистота. Я хотела бы больше эту тему изучить — как студент или как преподаватель, поработать вместе с группой учеников над этой темой.
Также, я веду экспериментальную группу для дизайнеров с практиками изучения себя как автора. Это небольшой чат с регулярными заданиями, которые помогают ответить себе на важные вопросы через дизайн-практику.
Были ли у тебя случаи, когда рабочие конфликты приводили к какому-то дружескому, сентиментальному разрыву?
У меня совершенно отсутствуют границы между работой и дружбой — у меня вся работа с друзьями. Разрывов не было, но конфликтные ситуации случались — например, когда у меня был опыт создания другой студии. Из-за неопытности у нас не очень хорошо пошли дела с моим партнером, я на на него злилась и думала, что это провал. Но мы оба смогли продолжить дружбу и разрулить наши общие косяки. Мы выбрали думать о наших неудачах так, как будто это результат нашей неопытности, а не так, что это его или моя вина.
*** * ***
Это интервью сделано в рамках документального проекта о людях дизайн-студии ESH — Insights. Интервью взяла Полина Дрожкова.
Больше информации о проекте на сайте insights.eshgruppa.com.
